----------------------------------------------------------

ИНТ. КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ В ПОМЕЩЕНИИ ПЕТРОГРАДСКОЙ ВЧК ВЕЧЕР

----------------------------------------------------------

За столом сидит ОРЛОВСКИЙ. Перед ним, слева, сидит АРСЕНЬЕВ. Оба молчат. АРСЕНЬЕВ нервно теребит платок. ОРЛОВСКИЙ курит, медленно выпуская дым вверх. Справа от ОРЛОВСКОГО горит лампа. ОРЛОВСКИЙ время от времени перекладывает бумаги с записями, которые лежат перед ним.

ОРЛОВСКИЙ

Гражданин АРСЕНЬЕВ, вы грамотный человек, должны понимать, что ВЧК просто так никого не арестовывает. И не доставляет сюда по прихоти. У нас на такие удовольствия нет ни сил, ни времени.

АРСЕНЬЕВ порывается что-то сказать, но ОРЛОВСКИЙ быстро перебивает его.

ОРЛОВСКИЙ

Да, я знаю. Были эксцессы. И весьма неприятные эксцессы. Но, в основной массе, мы пытаемся руководствоваться фактами. Фактами и логикой. А не чувствами или эмоциями.

АРСЕНЬЕВ

Надо же, какие слова знаете. Эксцессы. Логика. Факты…

(небольшая пауза)

А факты заключаются в том, что были расстреляны мой дядя и мой двоюродный брат. Просто так. Ни за что. И это называется эксцесс? У кого-то взыграли эмоции? Называйте-ка лучше вещи своими именами – были совершены обыкновенные убийства. Бандитами. Потому я вам нисколько не верю.

ОРЛОВСКИЙ

Ах, вот оно как! Бандитами! Не забывайтесь, Сергей Юрьевич!

АРСЕНЬЕВ

Да, да! Это были обыкновенные убийства! Убили их ваши чекисты, безо всякого суда и следствия. Хотя, какой у вас может быть суд или следствие, если вы, как давешний солдат ваш, одной только революционной законностью руководствуетесь. А на деле получается – революционность есть, а закона нет. Полный пшик.

ОРЛОВСКИЙ

Если мне не изменяет память, фамилия ваших дяди и двоюродного брата, Тешинские, нет?

АРСЕНЬЕВ удивленно смотрит на ОРЛОВСКОГО.

АРСЕНЬЕВ

Откуда вам это известно? Да, Тешинские.

ОРЛОВСКИЙ

Видите ли, если уж говорить о законности, то в свое время дело о контрреволюционной деятельности группы бывших офицеров и дворян, рассматривалось на коллегии ВЧК, на которой присутствовал и я, и потому я помню довольно многое из материалов дела, о котором докладывалось. Именно там ваше имя упоминалось в качестве возможного связника с англичанами, в частности с небезызвестным Сиднеем Рейли.

АРСЕНЬЕВ

Ну и что с того? Я об этом вашем Рейли ничего никогда не слышал. И хотите верьте, хотите нет, но никакой связи с англосаксами я не имел. И не буду иметь. Эти господа большие любители чужими руками жар загребать. Они, равно как и тевтоны, были, есть и будут злейшими врагами России. Может, даже самым злейшими.

(добавляет торопливо)

Это не значит, что я с вами заодно!

ОРЛОВСКИЙ

Знаю. Но может когда-то будете с нами. Помолчите! По себе знаю, как тяжело отказываться от того, во что верил недавно. Потому я и не настаиваю на вашем немедленном обращении в нашу веру. Если, конечно, оно возможно. И если вы заметили, то я упомянул слово «дело», а одно это говорит, что и к вашим родственникам, и к прочим, подошли именно с законностью. Между прочим, по тому делу далеко не все были расстреляны. Часть была отпущена под честное слово, остальные получили срока заключения. Да и вас не тронули, потому что не было доказательств. Презумпция невиновности, дорогой мой.

АРСЕНЬЕВ

Послушайте, господин ОРЛОВСКИЙ, но вы же человек нашего круга! Как вы можете связывать свою жизнь с этими безграмотными и недалекими…

ОРЛОВСКИЙ предупреждающе поднимает руку и это заставляет АРСЕНЬЕВА замолчать. Пауза длится несколько секунд. Лицо ОРЛОВСКОГО меняет выражения, от злости до успокоения.

ОРЛОВСКИЙ

(подчеркнуто официальным тоном)

Гражданин АРСЕНЬЕВ, впредь попрошу удержаться от каких-бы ни было оскорбительных высказываний в отношении представителей трудового народа.

(Тон переходит на нормальный)

Не стоит высказываться столь заносчиво о тех, кто взял власть в свои руки. А мы сейчас власть. Которая всерьез и надолго.

АРСЕНЬЕВ

(с легкой усмешкой и горечью)

Слушаюсь, господа комиссары. Нынче вы хозяева положения. Не в той я позиции, чтобы спорить.

ОРЛОВСКИЙ

Ну почему же? Отчего же не поспорить, если это для пользы дела? И позиция, если она все-таки есть, предполагает в человеке принципиальность, а не приспособление к неким обстоятельствам.

АРСЕНЬЕВ

И мою родню тоже для пользы дела… шлепнули? Так, по-моему, у вас это называется? Исходя из какой-то вашей позиции?

ОРЛОВСКИЙ

(хлопает ладонью по столу)

Ну вот что, господин хороший. Не будем растекаться мыслью по древу. Давайте по порядку. Кратко и по существу. Во-первых, наша позиция четкая и недвусмысленная: защита интересов народа. И они стоят выше интересов одной, даже выдающейся личности.

АРСЕНЬЕВ

(со злостью)

Ну да – лес рубят, щепки летят. А люди – это не щепки.

ОРЛОВСКИЙ

Да, люди не щепки. Вы правы. Но так уж повелось в истории, что бескровных революций не бывает. Вспомните Нидерланды, Англию, Францию, наконец.

(небольшая пауза)

Вы тут изволили заметить, что я человек вашего круга. Не верно. По образованию да. По происхождению – почти да. Что так смотрите? Да, да! Мои предки тоже обладают дворянским достоинством. Только вот все свои поместья мой прадед успел благополучно проиграть в карты и с тех пор из дворянского достоинства у нас только одна родословная. И служба. Мой круг – это безграмотные и обездоленные. Пока безграмотные. Но потом мы их научим всему, что знаем. И не будет нищей доли в потемках.

АРСЕНЬЕВ

(с едва скрываемой усмешкой)

Тогда понятно, отчего вы с ними. Там растеряли, здесь хотите приобрести.

ОРЛОВСКИЙ

Ничего-то вы и не поняли. Вот вы сейчас на меня с этакой усмешечкой посмотрели. С превосходством. Мол, мы, столбовые да гербованные, честь дворянскую блюдем, аки псы цепные, трезорим, ни на йоту от древнего благолепия не отойдем. Как же, знаю. Своими глазами видел.

ОРЛОВСКИЙ встает из-за стола, обходит его и медленно прохаживается по кабинету. Останавливается. Берет стул и садится напротив АРСЕНЬЕВА. Берет портсигар, закуривает.

ОРЛОВСКИЙ

Вся беда вашего круга, да-да, Сергей Юрьевич, вашего круга, не в том, что вы считаете себя высокого полета птицами. А в том, что не хотите понять того, что происходит вокруг. Как, по-вашему, от нечего делать вышел мужик лапотный, да рабочий, казак и матрос, на улицу и скинул Временное правительство? Я ведь тоже учил историю, хотя мне не пришлось потом университеты заканчивать, но гимназию я закончил почти на отлично.

АРСЕНЬЕВ

Гимназия. Какое она имеет отношение к нашему разговору, не понимаю совершенно. И какую роль в истории может играть ваш матрос или крестьянин, который даже вместо подписи крестик ставит?

ОРЛОВСКИЙ

Прямое. Самое прямое. История, к сожалению, никого никогда ничему не учит. Прописная истина, не так ли? И в октябре семнадцатого она в очередной раз это доказала. Нельзя сидеть на шее народа и надеяться на то, что статус кво останется незыблемым и вечным. Ни вы, ни царь, ни временное правительство так и не поняли, что есть такие свободы, которые должны быть у каждого человека. А не у когорты избранных бездельников и кровососов.

АРСЕНЬЕВ

(со злостью)

Вы еще меня в когорту избранных запишите. Или в бездельники. А уж кровосос-то из меня вообще отменный. Даже интересно стало, у кого я кровь пустил, кого разорил, кого по миру пустил? Или, может, вдову какую с детьми обидел?

ОРЛОВСКИЙ

(резко)

Хватит ломать комедию!

АРСЕНЬЕВ

Комедию? Скорее уж трагедия. Или фарс. Я, может быть, Родину и народ не меньше вашего люблю. С молодости по канцеляриям и по правлениям не ошивался. И крест мне не за поклоны на паркетах дали. Вы мне этим днем генерала Брусилова упомянули. Вот как раз в Брусиловский прорыв и получил, если вы о таком слышали.

ОРЛОВСКИЙ

Вот именно потому-то я сейчас и разговариваю с вами. Будь вы никчемный чинуша, то разговора вообще бы не состоялось. И если помните, днем я сказал вам, что времени на долгие разговоры у меня нет. И это так. Но ваш случай особый – мне было поручено во всем разобраться, насколько позволит время и факты. Понимаете?

(произносит по слогам)

Ра-зо-брать-ся!

АРСЕНЬЕВ

(насмешливо)

Уж не хотите ли вы меня действительно на службу к себе сосватать? В таком случае благодарю покорно, не выйдет. Верный пес двум хозяевам не служит. Потому даже не советую пытаться. Верный данной мною присяге, свою судьбу я сумею достойно встретить.

ОРЛОВСКИЙ

А жаль, что вы так настроены против нас. Человек вы не глупый, и бесспорно, храбрый офицер. И если вы так Родину любите, то почему бы и не послужить новой власти? Даже не власти, а народу, Родине, наконец! Ведь не пустой же это звук!

АРСЕНЬЕВ

Вашей власти? Которая мою родню под нож пустила? М какому еще народу? Нет народа, остался плебс! Нет, никогда Арсеньевы не служили и не будут служить плебсу.

(насмешливо)

Это и есть моя позиция. Которую мы обязаны хранить в неприкосновенности, как вы изволили заметить ранее.

ОРЛОВСКИЙ

А стоит ли смешивать личное и общественное? Или вы полагаете, что я тут одни пряники получаю, а кнут меня избегает? Не скрою, у меня были и есть личные причины ненавидеть старый строй. Но, в конечном итоге, не они привели меня к настоящему положению. К службе народу. И я не идеалист, верящий в мановение волшебной палочки, которая превратит охлос в народ. Но служить, чтобы Россия стала страной для народа, я буду.

АРСЕНЬЕВ

Забавно.

ОРЛОВСКИЙ

Что же тут забавного, в служении народу? Вы, гражданин Арсеньев, согласно вашему формуляру, не за канцелярским столом свои звания получили. И Георгий вам тоже не за придворные мазурки вручили. Вы строевой, кадровый офицер. И значит, слова присяги должны помнить. А в ней нет ни слова о служении народу! Нет! Только царь, только персонализированная монархия! Вы давали клятву на верность царю, но не народу и не Родине. Отвечайте мне, так это или нет?

АРСЕНЬЕВ

А если даже так, то что?

ОРЛОВСКИЙ

Ну, если вы так действительно думаете, то у нас действительно никакого разговора не получится. Пока не получится. А жаль, потому что я не верю, чтобы вы не страдали за Россию.

АРСЕНЬЕВ

А вот это уже не ваше дело!

Дверь открывается, входит СОТРУДНИК ВЧК. Подходит к ОРЛОВСКОМУ.

СОТРУДНИК

Товарищ ОРЛОВСКИЙ, заседание комиссии начинается через 10 минут. Товарищ Бокий просил вас не опаздывать.

ОРЛОВСКИЙ

Благодарю. Передайте, что я непременно приду. Без опозданий.

СОТРУДНИК

Слушаюсь, товарищ Орловский.

СОТРУДНИК выходит.

ОРЛОВСКИЙ

Мне искренне жаль, что мы так и не поняли друг друга. Вернее, вы меня не поняли. Право слово.

АРСЕНЬЕВ

(опустив голову)

Может быть и пойму когда-нибудь.

Пауза. АРСЕНЬЕВ поднимает голову. Смотрит на ОРЛОВСКОГО

ОРЛОВСКИЙ

Поймете, Сергей Юрьевич. Обязательно поймете. Вот только боюсь – не будет ли это слишком поздно?

АРСЕНЬЕВ

И что же со мной теперь будет?

ОРЛОВСКИЙ

Я полагаю, что самым разумным решением будет отпустить вас под честное слово не воевать против Советской власти.

АРСЕНЬЕВ

И вы мне поверите? После того как, если вам можно верить, что многие изменили своему слову? И после того, как я высказался против вас лично и против вашей власти? Вы собираетесь просто так меня отпустить?

ОРЛОВСКИЙ

Знаете, Арсеньев, я почему-то вам верю. Не только от того, что ваше участие в заговоре не было доказано. А для этого мне понадобилось изучить упомянутое ранее дело. Но еще и от того, что Родину вы любите, и страдаете от того, что не знаете, куда вам кинуться, к какому берегу пристать. Это же по вашим глазам видно, не только по словам. Но хочу надеяться, что рано или поздно вы пристанете к тому берегу, к которому приведет ваша совесть и долг русского патриота.

АРСЕНЬЕВ

Странный вы человек. Я дам вам слово. Я даю слово не воевать против вашей власти, что бы ни случилось. И прошу заметить, что я делаю не по принуждению, я офицер, и для меня смерть не страшна. И не потому, что вы меня в чем-то убедили. Все намного прозаичнее, чем выспренние слова о верности долгу и присяге. Всех нас в настоящее время освободили от присяги, а к новой не привели. Я просто устал. Многое не понимаю, многое не приемлю. Устал от крови на фронте и не хочу ее видеть снова здесь, в Петербурге. И давая вам слово, я просто хочу побыть в стороне. Может быть, в тишине, и я найду свой берег.

(пауза)

К тому же, меня ждут моя жена и дочь. Я просто обязан в первую очередь подумать о них.

ОРЛОВСКИЙ

Хорошо. Я вам верю. Но не согласен, что я странный человек. Вряд ли. Просто я пытаюсь быть человеком. А это, поверьте мне, нелегко.

ОРЛОВСКИЙ поднимается со стула, возвращается на свое место. Садится. Подписывает пропуск для выхода. Нажимает кнопку. Через несколько секунд заходит СОЛДАТ.

Вот вам пропуск. Вы свободны.

(солдату)

Гражданин Арсеньев Советской властью признан не участвовавшим в заговорах, а потому задерживать его тут мы больше не имеем права. Проводите его к выходу.

АРСЕНЬЕВ встает и идет к выходу. Когда он подходит к дверям, ОРЛОВСКИЙ обращается к нему. АРСЕНЬЕВ стоит к нему спиной.

ОРЛОВСКИЙ

Гражданин Арсеньев, всего несколько слов, прежде чем вы уйдете. Подумайте над своим долгом. Родина и долг, это то, что остается у человека в любой ситуации, если он, конечно, хочет оставаться человеком до конца. Подумайте об этом, пока не поздно. Долг и совесть патриота остаются навсегда, даже если рушится государство, если корона катится по мостовой. Но остается страна, остается народ. На обочине жизни всю жизнь не отсидеться. И если вы не сделаете свой выбор, то жизнь сделает его за вас. Рано или поздно, но она сделает. И кто знает, будет ли он оправдан с точки зрения морали и совести. Подумайте хорошенько над моими словами.

АРСЕНЬЕВ стоит несколько секунд. Хочет что-то сказать, но затем просто оборачивается и смотрит на ОРЛОВСКОГО. Затем открывает дверь и выходит. ОРЛОВСКИЙ несколько секунд смотрит на стол, ломает пальцами карандаш, берет бумаги и выключает лампу.